Антиной, автофанфик к "Смотри"

Вся предыстория в Черновиках)


В учительской было светло. Свет сквозь высокие окна полосами ложился на столы, заваленные сложенными стопками книгами и рулонами ватмана, открытыми альбомами.
Вениамин Петрович, преподаватель по классу скрипки, и Геннадий Викторович, пианист, как всегда жарко спорили о перестройке.
— Советский Союз был колоссом на глиняных ногах, он закономерно должен был развалиться, — заканчивал свою мысль Геннадий Викторович, красующийся в своем всегдашнем кримпленовом бежевом костюме, который он привез из памятных гастролей по Прибалтике, и в галстуке в полоску, гармонирующим с костюмом.
читать дальше— Я не спорю, что должен был, но мне кажется, что мы выплескиваем вместе с водой и ребенка, — запальчиво возражал Вениамин Петрович, с зачесанными хохолком над широким лбом волосами с проседью и квадратными очками в толстой оправе на носу, одетый в строгий костюм, пошитый на фабрике "Большевичка".

В учительскую забежала его дочка Света, лет пятнадцати.
- Папа, дай ключи! - И уже выскакивая за дверь, сказала всем: - Здрасте!

— Но мы переходим к совершенно другому общественному строю, мы не можем оставлять все, как было. Долой совок! — широкий жест рукой.
— У нас это в природе, разрушить все до основанья, а затем… — язвил Вениамин Петрович.
— Да вы, батенька, фундаменталист…

Вениамин Петрович начинал злиться. Видя это, Геннадий Викторович переключился на несчастного Антона, который никак не мог прийти в себя после той случайной встречи на барахолке.
— А вы все рисуете свои головки?
Антон в смущении прикрыл лист альбома рукой. Он и в самом деле мало прислушивался к беседе двоих преподавателей и бессознательно набрасывал на листе эскизы кудрявой головы, при этом лицо на вощеном альбомном листе все больше походило на лицо того, встреченного на базаре парня.
— А Людмила Андреевна, между прочим, сегодня опять приносила замечательные вареники, которые вы никак не соберетесь отведать. Вы бы присмотрелись к ней, а?
Антон все больше смущался и скручивал лист рулончиком.
— Да оставьте же вы его в покое, Геннадий Викторович. Они сами разберутся и без вас, — не мог успокоиться разгоряченный спором Вениамин Петрович.
Геннадий Викторович довольно хмыкнул и вышел, он сегодня всех достал, что ему и требовалось.
Антон сидел в задумчивости, увидит ли он еще хоть раз свое божество?

В тот самый день Валерка с утра пропадал где-то, пока Саша грузил тару. На перерыве он примчался в магазин, вызвал Сашу из подсобки. Любка провожала их тревожным взглядом.
— Помчали на хату, что-то покажу.
Они шли мимо частных домов, из-за заборов на них лаяли собаки и улыбались яркие осенние цветы. Валерка рассказывал, что Муса сидит на своем месте и прям светится весь. Народу, правда, много сегодня что-то на рынке. Он терся около лотка и у него получилось в толчее стянуть кассету с новыми записями. Дома у Валерки была его мать, гремела кастрюлями на кухне. Отец сидел на завалинке во дворе, провожая пацанов неодобрительным взглядом.

Валерка вытащил свой старенький кассетник «Электроника 302» и заговорщицки сказал Саше:
— Глянь, это я сегодня спер. Крутизна, блин, - и засунул кассету в магнитофон.
Зазвучала, заклубилась музыка:
«Я крашу губы гуталином, я выхожу на променад»…
Саша хмыкнул, песня прямо в тему.

— Ну что, собираться пора? Пока дойду… — сказал Саша, и голос его сорвался.
— Да не ссы. Мы с пацанами на стреме будем. Чего там этому деду надо…
Они полезли с Валеркой на чердак, разыскали припрятанные Сашины вещи, и тот начал одеваться. «У этой грусти нет причины…» — уговаривал голос из кассетника, который Валерка прихватил с собой.

Причины для грусти не было, он был в стае, при деле, но прежние вещи, казалось, еще сохраняли запах Влада. Саша так и не разобрался, как назывался его одеколон, но тот как-то обмолвился, что натурально французский, стойкий.

Саша надевал свой кожаный плащ, тонкий, словно из ткани, не продуваемый ветром, черная кожа ласкала ладони.
Из кухни внизу пахло пережаренным луком, Валеркина мать грустно ругалась у плиты, что слишком сильно включила конфорку и что ничего не успевает с этими дармоедами. Валерка выудил пакет с бутылкой водки из дальнего ящика старого шкафа, прятал ее в своих вещах, чтобы отец не нашел.

Саша поправил воротник.
— Афигеть, — сказал Валерка. — Был бы ты девкой, я бы замутил с тобой чего-нибудь.
Саша взглянул на себя в зеркало, когда они спустились в комнату. Волосы, пожалуй, слишком отросли, хотя сейчас некогда ими заниматься, потом, после дела.
Вышли из дому, Валерка провожал его.

«Убей меня, убей себя … ты не изменишь ничего», — напутствовал его магнитофонный голос из форточки. Валерка остановился у выхода со двора.
— Мы с пацанами где-то через час выходим, давай. Пока дойдешь, пока посидите там…
Валерка осекся, а Саша избегал смотреть ему в глаза, махнули друг другу рукой.

Саша пошел в сторону частных домов, послеполуденное солнце золотило крыши домов и верхушки деревьев. Размахивая пакетом, шел по тротуару мимо киосков и заборов со старыми афишами. Ветви деревьев склонялись над ним, вспоминал адрес. «Двадцать шесть, — прошептал ему в ухо Муса. — Улица Первомайская, двадцать шесть. Приходи, очень жду!»
Валерка был похож на Влада, наверное тот был таким еще без этих крепких волчьих клыков, Саша думал, что потом они и правда поедут вместе с Валеркой в Магадан, может быть там, на далеком Севере он сможет начать новую жизнь.
Саша выбрал дорогу, которую ему показывал Валерка раньше, думал о том, как все будет происходить. Если этот дедуля начнет сразу приставать, как в него залить эту дурацкую водку? Придется дать в зубы, а потом что? Получится, что задание он провалил. Как-то все не клеилось. Видел бы его Влад сейчас.
Где же его похоронили? Наверное, в Красногорске. Все из-за него, из-за Саши… Найти бы могилу. А как же Лена? Вот бы она узнала, чем старший брат промышляет, хороший пример. Вспоминал, что еще летом водил ее к Евгении Геннадьевне на подготовку. «Смышленая девочка, - говорила старая учительница, которая еще Сашу принимала в первый класс, - и ты, молодец, с ней занимаешься. Осенью приходите».
С первого сентября уже неделя прошла.
Саша очень жалел, что не сможет отвести ее на линейку в первый раз, ведь так мечтал когда-то. Лена любила одевать школьную форму, белый фартучек, Саша приносил ей цветы с клумбы в особняке, они словно репетировали то, что Лена так ждала, и то, что Саша никогда не увидит. Он старался запомнить ее, счастливую, маленькую девочку и задавался вопросом, бывает ли там память, на той стороне, где все заканчивается? Попросить Влада за нее? Зачем, Влад и так понимал все и заботился бы о ней и дальше, Саша почему-то в это верил. А сколько бы он помнил его, Сашу? Год? Два? Лена была бы напоминанием, как бы Влад жил с этой памятью?
Сколько Саша плакал тогда, никто не узнает, молился днями и ночами, чтобы дотянуть до первой Леночкиной линейки. Не успел.
Бессмысленные вопросы, ненужные мысли, что теперь можно изменить? Наверняка, мама нашла в себе силы отвести Лену в школу, потом если что баба Люба присмотрит… Господи! Как же к ним прорваться?
Шел мимо дворов, увидел на траве бродячего пса у столба. Пес был старый и огромный, шерсть его торчала грязно-желтыми клочьями. Саша постоянно встречал его здесь - похоже, пес ждал хозяев, которые его выкинули из машины где-то на этом месте, к новым людям он уже привыкнуть не сможет. Пес посмотрел на Сашу человеческими глазами и отвернулся. Саша подумал, что выбросить на улицу такую собаку - это как выкинуть прочь своего близкого родственника, который тебя любит искренне и бескорыстно, и доверчиво и преданно будет ждать, когда за ним вернутся, до конца. Пожалел, что в пакете у него не было ничего съестного, чтобы кинуть собаке, только эта дурацкая бутылка.
Погруженный в свои мысли, поначалу не понял, что произошло. Сначала увидел, как солнце, клонящееся к закату, освещает желтые листья на ветках деревьев, и свет его необычный, медовый, казалось, кто-то толкнул его в сердце, долго не мог понять, что случилось, пока не услышал мелодию. Свернул вглубь деревьев и на тихой аллейке увидел четырехэтажное здание, которое раньше было белым, а сейчас стало грязно-серым от дождевых потоков и пыли. Сквозь деревянные рамы со второго или третьего этажа просачивались звуки скрипки.

«Времена года. Осень. Надо же...»
Смотрел, как завороженный, на изображение запыленных пионеров на фасаде под старой крышей, шумели деревья и налетал прохладный ветер, нес волнами мелодию над крышами соседних домов. Саша так заслушался, что чуть не столкнулся с человеком, шедшим ему навстречу.
— Вам нравится? — спросил незнакомец. Саша кивнул, лицо его казалось странно знакомым, но никак не получалось вспомнить, где он мог его видеть.
— Хотите послушать поближе?
- Ну, если недолго...
Саша подумал, что время еще есть, и направился ко входу в здание. На фасаде прочитал потертую надпись — "Школа искусств".

Антон не мог поверить своему счастью: его оживший бог шел по их улице. Закончил занятия, заполнил журналы и спешил домой к мамуле, и тут увидел идущего по улице кудрявого юношу с пакетом в руках, тот, подняв голову, смотрел на окна их школы и, казалось, прислушивался к мелодии. Антон собрал всю свою решимость и подошел к нему, заметив, что у двойника его любви мелкие веснушки на смуглом носу: совсем незаметные издалека, они делали его еще более трогательным и каким-то земным и теплым.
— Зайдем? — спросил он у юноши.
Тот посмотрел на Антона растерянно, потом неопределенно пожал плечами, и это можно было понять как "Почему нет…".

Антон чувствовал, что сердце екает в груди, решил, сейчас или никогда, если пропустить этот момент, возможности больше может и не быть. Старался не думать много о том, что сейчас происходило, главное - быть рядом, хоть несколько мгновений, видеть вживую того, о ком так много мечтал.
- Антон, - протянул руку своему богу.
- Саша, - тот ответил некрепким рукопожатием.
Юноша, почти мальчик, шел за ним, оглядываясь вокруг, а Антон думал, какая же неприглядная и обшарпанная у них школа, совсем не такая, какой была, когда он только пришел в нее учиться, а потом и работать. Портреты вождей, которые раньше украшали свежевыкрашенные стены в светлых коридорах, теперь были сняты и пылились на полу в ожидании, когда их отнесут в подсобку. Из-за недостатка денег лампочки не закупались и коридоры были темными и пыльными, потому что уборщица Зинаида Петровна уволилась из-за того, что зарплату ей платить почти перестали, а занявшая ее место Степанида Петровна была слишком старой, чтобы победить это запустение. Обои пузырились и отслаивались от стен, невозможно определить их прежний цвет, теперь же они были серыми с разводами паутины под потолком.
Над главным коридором висели круглые часы с крупными цифрами и толстыми стрелками, часы опаздывали на добрых пол часа, Саша удивленно моргнул, отводя от них взгляд, а Антон решил не предупреждать об этом двойника своего вечно юного бога, что значит бренное время, когда сама мечта приходит к тебе?

Мелодия приближалась, они прошли по темному коридору, поднимая пыль, затем вошли в зал. И вот Саша почти ослеп от неяркого света софитов после темноты. На сцене играла девочка с высоко взбитой челкой, длинный хвост светлых волос колыхался за ее спиной, на ней была длинная трехъярусная юбка и турецкий свитер с широкими рукавами. В зале в первом ряду сидел мужчина средних лет в очках, внимательно слушая девочку, мельком взглянул на вошедших, и снова стал смотреть на сцену.

— Можно? — Саша оставил свой пакет у дверей и тихо подошел к серьезной исполнительнице, ему так хотелось быть ближе к музыке. Девочка увидела его, но дисциплинированно продолжала играть.

Антон прошел в зал и сел на потертое кресло рядом с Вениамином Петровичем. Глядел со стесненным сердцем, как его молодой бог стал похож на щенка-первогодка, который, встречая свою первую весну, впервые увидел красивую бабочку. Он и удивлен, и растерян, зачарован порханием светлых крыльев.

— Неплохо смотрятся. Кто это, Антон? — спросил расслабленно сидящий Вениамин Петрович. Он готовил свою дочку Светлану к выступлению на городском конкурсе, и пока ее игрой был доволен.
Антон промычал что-то невнятное, и тут же остро возненавидел эту бледную вошь с длинными светлыми космами и глазами прозрачными, как бутылочное стекло. Он искренне пожалел, что затащил сюда свою только что обретенную любовь. Кто же мог знать, что играет именно эта поганка?!

Девочка закончила игру; эти двое стояли, словно окутанные неярким светом софитов среди темноты, из которой на них смотрела пара зачарованных глаз.
Антон не слышал, что они говорили друг другу, можно было догадаться, что она спросила:
— А вы умеете играть?
А он, пожав плечами, наверное, ответил что-то вроде:
-Ну-у… так…
— Хотите?
Она протянула ему скрипку и смычок, он принял от нее инструмент, церемонно поклонившись, лицо его оставалось серьезным. Несколько мгновений смотрел на скрипку и был похож на человека, который нашел давно потерянного друга. Антон удивился, никак не ожидая, что парень в черном плаще знаком с инструментом, необычным для теперешней жизни.